|
Как покорить Энн Джером Ирвинг ухаживал за Энн пятнадцать лет. Он начал, когда ей было двадцать, а ему двадцать пять. И даже тогда, когда Джерому стукнуло сорок, а Энн не имела возможности скрыть в деревне, где все знали возраст друг друга, что ей уже тридцать пять, даже тогда, казалось, процесс ухаживания был ничуть не ближе к своей кульминации, чем в самом своем начале. Но это отнюдь не было виной бедняги Джерома. В конце первого года ухаживаний, он сделал Энн предложение, и Энн ему отказала. Джером был разочарован, но сохранял спокойствие и продолжал, как и прежде, ухаживать за Энн. Ухаживания его заключались в том, что каждую субботу он приходил к дому Изика Стокарда и проводил там весь вечер. Когда Энн позволяла ему, он провожал ее домой после вечерней службы, занятий в хоре и сельских праздников и приглашал на все концерты, приемы и вечеринки, которые устраивались в деревне. Конечно же, Энн никогда не соглашалась, но Джером не отчаивался. Старый Изик благосклонно относился к ухаживаниям Джерома, это объяснялось тем, что Энн уступала красотой всем его дочерям, и к тому же, было похоже на то, что никто не горел желанием составить Джерому конкуренцию. Но она упрямо шла своей дорогой со стойкостью, присущей всем Стокардам, и дело было отпущено в свободное плавание на милость времени и случаю. Три года спустя Джером вновь попытал счастья - с тем же результатом. С тех пор неизменно раз в год он делал Энн предложение, и она неизменно отвечала ему отказом, с каждым разом чуть более резко и решительно. И сейчас, умудренный опытом пятнадцатилетнего ухаживания, он перестал тяготиться безрезультатностью своих попыток. Он был уверен, что терпеливый человек рано или поздно добьется своего. Конечно же, время в отличие от Энн, Джерома и истории Глубоких Низин не стояло на месте. На ферме Стокардов произошло немало значительных перемен. По меньшей мере, раз в два года в большом кирпичном доме играли свадьбу, и каждый раз невестой была одна из дочерей старого Изика. Джулия, и Селия, и Бетти, и Теодозия, и Клементина Стокард уже все вышли замуж и уехали из родительского дома. Но у Энн никогда не было другого поклонника. В каждой большой семье должна быть старая дева, говорила Энн, и она не собиралась выходить за Джерома Ирвинга только для того, чтобы на ее могильной плите значилось «Миссис». Старый Изик и его жена почили с миром и были похоронены на кладбище в Глубоких Низинах. Плодородные просторы земель Стокарда перешли во владение Энн. Она стала хорошей хозяйкой, и ферма оставалась лучшей в окрестностях. Энн жила вместе с шестнадцатилетней племянницей, двумя наемными рабочими и служанкой. К ним теперь редко приходили гости, но Джером заглядывал каждый субботний вечер с точностью часового механизма и беседовал с Энн о ее хозяйстве, давая советы относительно чередования зерновых и посадки фруктовых садов. А в десять часов он по обыкновению брал шляпу и трость, прощался с Энн и уходил домой. Энн уже давно оставила попытки убедить Джерома в бесплодности его надежд. Теперь она даже принимала его ухаживания, устав без конца ему отказывать. Он всегда провожал ее домой после вечерней службы и неизменно был ее партнером в сельских развлечениях. Деревенская молодежь посмеивалась над ними, окрестив их «Старый Джером и Энн», и шутка стала известна всей деревне. Но старшее поколение Глубоких Низин уже давно оставило надежду, что из этой истории что-нибудь выйдет. Энн, как и всегда, смеялась над Джеромом, и никогда не задумывалась о том, что может потерять его. Она признавала, что их дружба была ей полезна и удобна, и она бы даже смогла полюбить его как друга, если бы не его нелепые ежегодные предложения руки и сердца. В сороковой день рождения Джерома Энн вновь ему отказала. Возвращаясь домой по дороге, залитой лунным светом, он осознал всю обреченность ситуации, сомнение и страх закрались в душу. Энн и он – оба неуклонно старели, с этим не поспоришь. Самое время было поставить ее перед выбором, если он вообще когда-либо собирался это сделать. Джером был легок на подъем и всегда ко всему относился спокойно, но он никак не предполагал, что пятнадцать лет его терпеливых ухаживаний окажутся потраченными зря. Он надеялся, что однажды Энн устанет отвечать «нет» и, рано или поздно, ответит «да», пусть хотя бы для разнообразия, если не по какой другой причине. Но, похоже, уставать было не в природе Стокардов. Тем вечером она сказала «нет» так же холодно, решительно и равнодушно, как и пятнадцать лет назад. Джером чувствовал, что идет по замкнутому кругу, ни на шаг не продвигаясь вперед. Он решил, что необходимо что-то предпринять и, как только он приблизился к ручью, разделявшему Глубокие Низины на Западные и Срединные, его внезапно осенила мысль. Идея была стоящей, и у него тут же поднялось настроение. Он рассмеялся, хлопнув себя по ноге к изумлению двух мальчишек, сидевших незамеченными на перилах моста. - Это старый Джером возвращается от Энн Стокард, - сказал один. - Интересно, над чем он, черт побери, так смеется. Похоже, нынче не заполучить жену, не протаскавшись за ней пятнадцать лет. Я б давно уже бросил эту затею. Однако же, это говорил Гамильтон, а Гамильтоны никогда не отличались настойчивостью. У Джерома, однако, несмотря на то, что он был состоятельным человеком, владеющим хорошей фермой, своего дома, можно сказать, не было. Старый дом Ирвингов принадлежал его старшему брату, у которого была своя семья. Джером жил с ними и уже так привык к этому, что был даже совсем не против. В сорок лет влюбленный человек не может позволить себе роскошь впустую тратить время. В тот вечер Джером обдумал все детали и на следующий день развернул кампанию. Но до вечера Энн Стокард оставалась в неведении. Новость ей сообщила ее племянница Октавия. Девушка болтала на улице с Сэмом Митчелом и вернулась домой с широкой улыбкой на румяном лице и лукавым огоньком в глазах. Смею предположить, на этот раз ты потеряла своего ухажера, тетя Энн. Кажется, он наконец-то решил поймать тебя на слове». - Что, скажи на милость, ты имеешь в виду? - немного резко спросила Энн. Она считала яйца в кладовой и из-за появления Октавии сбилась со счету. - Теперь я не могу вспомнить, сколько дюжин я насчитала – шесть или семь. Мне придется начать сначала. Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме ухажеров? - Но послушай,- продолжала язвительно Октавия. – Вчера вечером Джером Ирвинг был на ужине в доме приходского священника в Вишневой Долине, и с ним была Гарриет Уоррен – они вместе пришли, а потом он проводил ее домой. - Не может быть! - воскликнула, не подумав, Энн. Неожиданно она уронила яйцо в корзину, и оно разбилось. - Но это правда. Мне рассказал Сэм Митчелл; он тоже был там и видел его. Сэм говорит, он был сногшибательно одет, и прямо-таки весь светился, и тенью следовал за Гарриет. Думаю, больше он не будет доставать Вас, тетя Энн. Пока Энн аккуратно собирала скорлупу разбившегося яйца, к ней вернулось самообладание и она коротко рассмеялась. - Ну что ж, остается только надеяться, что это действительно так. Ему давно пора попытать счастья с кем-то еще. Иди и переоденься к дойке, Октавия, и не трать попусту время, болтая с Сэмом Митчеллом. Он всегда был заядлым сплетником. Молодым девушкам следует быть скромнее. Когда пристыженная Октавия ушла переодеваться, Энн выбросила скорлупу из окна кладовой, при этом она была явно чем-то раздражена. - Нет хуже дурака, чем старый дурак. Джером Ирвинг всегда был идиотом. Приударить за Гарриет Уоррен. Да он в отцы ей годится. И Уоррен тоже хороша! Помнится, когда-то Ирвинге даже сторонился ее. В любом случае, меня это совершенно не волнует, ему не стоит и беспокоиться. Я только вздохну с облегчением, если он перестанет путаться под ногами. Возможно, Энн и правда испытывала облегчение, но на следующий день, когда она без привычной компании возвращалась домой с вечерней службы, ее внезапно охватило странное чувство одиночества. Уоррены были методистами, и Энн была права, полагая, что он отправился на мессу в методистскую церковь в Вишневой долине. - Выслуживается перед Гарриет, - подумала она презрительно. Придя домой, она принялась рассматривать в зеркале свое лицо, более критично, чем делала обычно в течение многих лет. Даже в ее лучшие годы Энн Стокард нельзя было назвать хорошенькой. В юности многие посмеивались над ее нескладной фигурой: очень высокой, худой и угловатой. У нее было продолговатое, бледное лицо и тусклые волосы. Но вот глаза ее были необыкновенны - мерцающие, цвета лесного ореха, большие, обрамленные длинными ресницами. Они и сейчас были прекрасны, разве что гусиные лапки в уголках глаз становились все заметней. Морщинки окружили рот, и некогда округлые щеки впали. Внезапно Энн осознала, осознала так ясно, как никогда прежде, что она постарела, что ее юность уже давно осталась позади. Она – старая дева, а Гарриет Уоррен молода и красива. Длинные, тонкие губы Энн неожиданно задрожали. «Вот уж воистину, я еще большая дура, чем Джером», – воскликнула она сердито. Субботний вечер вопреки обыкновению пришел без Джерома. Угол большого старомодного крыльца, где он обычно сидел, выглядел пустым и одиноким. Энн была резка с Октавией, отвесила хорошую оплеуху коту и злилась сама на себя. Какая ей забота, если Джером Ирвинг больше никогда не придет? Она могла выйти за него много лет назад, если бы захотела – все это знали! На закате она заметила проезжающий мимо ее ворот кабриолет. Даже на таком расстоянии она узнала красивый, разрумянившийся профиль Гарриет Уоррен. Это был новый кабриолет Джерома и Джером правил. Спицы колес сверкали в солнечном свете, когда они взбирались на холм. Возможно, это их блеск слегка ослепил глаза Энн, но так или иначе, она с досадой прикрыла их рукой, резко развернулась и поднялась по ступеням. В гостиной внизу Октавия упражнялась в игре на пианино и пела приятным, высоким голосом. Во дворе болтали и смеялись рабочие. Энн захлопнула окно и дверь и легла на кровать. Голова болит – объяснила она домашним. Происходящее забавляло жителей Глубоких Низин и они то и дело отпускали шуточки в адрес Энн, на которые та должна была отвечать со всей любезностью, поскольку у нее не было видимой причины обижаться. В действительности же они беспощадно жалили ее гордость. Когда Джером ушел, она осознала, что у нее нет ни одного близкого друга и она совершенноодинокая женщина, до которой никому нет дела. Однажды вечером спустя три недели она встретилась с Джеромом и Гарриет лицом к лицу. Энн шла в церковь с Октавией, а они ехали в обратном направлении. Джером правил новым кабриолетом, накрыв им с Гарриет ноги малиновым пледом. Бока лошади лоснились, словно атласные, а в уздечку были вставлены пунцовые розеттки. Джером был одет с иголочки и его круглое, румяное, чисто выбритое лицо с ясными голубыми глазами выглядело необыкновенно помолодевшим. Гарриет с видом напускной чопорности сидела рядом с ним. Она была очень красивой девушкой с дерзким взглядом и была одета как-то слишком уж пышно. Особенно бросались в глаза большая шляпа, обильно украшенная цветами, и белая кружевная вуаль. Взглянув на Энн, она одарила ее презрительной улыбкой. Энн вдруг почувствовала себя ужасно старой и совершенно безвкусно одетой. Она сильно побледнела. Проезжая мимо, Джером вежливо приподнял шляпу и кивнул. И тут Гарриет вдруг громко рассмеялась. Энн не оглянулась, но густо покраснела. Эта девчонка смеялась над ней? Она задрожала от гнева и острой боли унижения. Придя домой в тот вечер, она долго сидела у окна. Джером ушел, и он позволил Гарриет смеяться над ней, и он больше никогда к ней не вернется. В общем-то, это неважно, но какой же она была дурой. Только ведь она и подумать не могла, что Джером так поступит. - Если б я только знала, может быть, я и не была бы так с ним резка. – Дальше этого она не позволяла себе заходить даже в мыслях. Однажды воскресным вечером спустя месяц неожиданно нагрянул Джером. Он был чрезвычайно взволнован, но мастерски скрывал свои чувства. Энн была застигнута врасплох. Она и не думала, что он когда-нибудь снова придет. В сумерках она стояла на веранде, когда он неожиданно вывернул из-за угла. Энн вздрогнула, слишком уж заметно. - Добрый вечер, Энн. – сказал он непринужденно и без всякого стеснения. Энн потеряла дар речи. Она была очень зла или думала, что была. Джером, казалось, вовсе не замечал отсутствия какого бы то ни было радушия с ее стороны. Он спокойно уселся на свое привычное место. Сердце его бухало, подобно молоту, но Энн об этом и не подозревала. - Я полагаю, - заметила она язвительно, - вы направляетесь к мосту. Какая жалость, что вам приходится тратить попусту время, задерживаясь здесь долее, чем обычно в последнее время. Гарриет, должно быть, с нетерпением ждет вас. Луч удовлетворения озарил лицо Джерома. Он испытующе посмотрел на Энн, которая, не удостоив его взглядом, продолжала упорно разглядывать клумбы с маками. Ревнивая женщина всегда себя выдаст. Если бы Энн было все равно, она бы не встретила его подобными словами. - Откуда мне знать, - ответил он спокойно. – Я не обещал ей, что приду сегодня. Мы так давно не беседовали с вами, что я подумал, почему бы не заскочить на минутку. Хотя, конечно, если здесь мне не рады, я могу пойти туда, где будут рады. Энн никак не могла вернуть самообладание. Нервы ее были «взвинчены до предела», как бы она сама определила свое состояние. У нее было чувство, что она вот-вот «устроит сцену», но она ничего не могла с собой поделать. - Я полагаю, мои желания не имеют большого значения, - сказала она холодно. – По крайней мере, в последнее время. Но вам все равно, конечно же. О, нет! Гарриет Уоррен – все, что вас сейчас заботит. Ну что ж, я вам желаю найти в ней свое счастье. Джером выглядел смущенным или пытался казаться таковым. На деле его просто распирала радость. - Я совершенно не понимаю тебя, Энн, – сказал он с сомнением в голосе. – Мне кажется, ты злишься из-за чего-то. - Я? О, нет. Я вовсе не злюсь, мистер Ирвинг. Разумеется, старые друзья уже больше не в цене. Хотя, я уверена, и новые будут забыты также быстро. - Если ты о моих визитах к Гарриет, - ответил непринужденно Джером, - то я не понимаю, какое это имеет отношение к тебе. Бог свидетель, ты всячески старалась показать мне, что я тебе не нужен. Я не виню тебя. Женщина вольна поступать, как ей хочется, а мужчине необходимо иметь здравый смысл, чтобы принять поражение и уйти. Я упорствовал и в этом – моя ошибка. Я больше не буду докучать тебе, но мы можем остаться хорошими друзьями, ведь так? Я не сомневаюсь, что я, как и прежде, твой близкий друг. И я не могу не признать, что эта речь Джерома, произнесенная сдержанным, деловым тоном, каким обычно бесстрастно излагают суть дела, была шедевром. Она была последней, с блеском проведенной операцией кампании. Если бы она не привела к капитуляции, он был бы побежден. Но цель была достигнута. Энн дошла до той точки, когда взволнованная женщина сходит с ума или начинает плакать. Энн плакала. Она обессилено опустилась на стул и разразилась слезами. Шляпа Джерома полетела в одну сторону, его трость - в другую. Джером прыжком преодолел разделявшее их расстояние и приземлился на стул рядом с Энн. Он взял ее руку в свою, а другой рукой смело обнял ее за талию. - Силы небесные, Энн! Ведь тебе же не все равно? Ответь мне! - Я думаю, тебя это совершенно не волнует, даже если бы мне и правда было не все равно, – всхлипнула Энн. – Во всяком случае, именно так это выглядело со стороны. - Послушай, Энн! Разве я не ухаживал за тобой пятнадцать лет? Я всегда мечтал и мечтаю только о тебе, если бы я только мог добиться тебя! Меня ни чуточки не волнует ни Гарриет Уоррен, ни кто либо другой, кроме тебя. И это - истинная правда, Энн. Конечно же, правда, Энн была в этом убеждена. Но ей нужно было выплакаться – на плече Джерома - и это чудесным образом успокоило ее нервы. Чуть позже глазам Октавии, бесшумно кравшейся в сумерках по ступенькам, предстала сцена, при виде которой она остолбенела. Придя в себя, девушка развернулась и понеслась сломя голову вокруг дома, налетев во дворе на Сэма Митчела, возвращавшегося после вечернего собрания батраков. - Господи, Тави, что стряслось? У тебя такое лицо, будто ты привидение увидела? Октавия привалилась спиной к стене дома, пытаясь справиться с приступом веселья. - Ох, Сэм. – выдохнула она. – Старый Джером Ирвинг и тетя Энн сидят в темноте на веранде и он обнимает ее и целует! И они меня даже не заметили, будто ослепли и оглохли! Сэм пронзительно свистнул и разразился оглушительным хохотом, эхо которого достигло даже мрака веранды и ушей двух влюбленных. Но они не знали, что он смеется над ними, а если бы и знали, их бы это ни мало не задело. Они были слишком счастливы. Той осенью сыграли свадьбу, и Энн Стокард была невестой. Когда она, наконец, стала его женой, то Джером во всем признался и был милостиво прощен. - Но тебе не кажется, что ты поступил не совсем честно с Гарриет, - спросила осуждающе Энн, - ухаживал за ней, из-за чего стали рождаться всякие слухи, а потом взял и бросил. Ты сам так не думаешь, Джером? Глаза ее мужа лукаво сверкнули. - Вовсе нет. Видишь ли, Гарриет помолвлена с тем Джонсоном с запада. О помолвке почти никто не знает, но мне стало о ней известно, именно поэтому я и остановил свой выбор на Гарриет. Я подумал, вполне вероятно, что она будет не прочь пофлиртовать со мной для разнообразия, даже не смотря на то, что я стар. Гарриет относится именно к такому типу девушек. И я решил, что уж если это не поможет – то не поможет больше ничего; и я сдамся. Но мой план сработал, не правда ли, Энн? - Должна признать, да. Это было ужасно с твоей стороны, Джером, но я не могу не признать, что если бы не твой план, скорее всего, я бы так и не поняла, что не могу без тебя. Я действительно чувствовала себя ужасно. Бедная Октавия может засвидетельствовать тебе, что я была зла как черт. Но как ты до такого додумался, Джером? - Влюбленному необходимо действовать, - мудро изрек Джером, – и я перепробовал все, что можно, чтобы завоевать тебя, Энн – это факт. И вот: пятнадцать лет ухаживаний ни к чему не привели. Хотя, если честно, я и сам не знаю, как додумался до этого. Думаю, на меня что-то вроде вдохновения нашло. Как бы там ни было, ты – моя, а это – именно то, что было моей целью с самого начала
Перевод Kovrizhina Jane |
|